ЖЕЗЛ ИЛИ ЯД: ИВАН ГРОЗНЫЙ И ЕГО СЫН ИВАН В НОЯБРЕ 1581 г.
В романе Чингиза Айтматова «Буранный полустанок» есть образ манкурта — раба, лишённого памяти о прошлом. Но точно так же любой народ, лишённый исторической памяти, превращается в коллективного «манкурта». Именно это пытаются проделать сегодня с русским и другими коренными народами России.
Одним из способов противостояния этому процессу является противодействие фальсификации истории нашего Отечества, сохранение исторической правды о наших государственных деятелях. Среди них особое место занимает Иван Грозный, первый русский царь, заложивший основы современного многонационального и мультирелигиозного Российского государства. Именно потому он и был назначен врагами России на роль самого кровавого тирана в истории человечества.
Но о значении исторических деятелей надо судить по результатам их правления. Если взглянуть на итоги царствования Ивана IV, то мы увидим, что он правил 43 года, и за это время территория государства увеличилась почти в 2 раза, население выросло примерно на 30%, были проведены административная, судебная и военная реформы, созданы сеть начальных школ и почтовая служба, организовано книгопечатание, основано 155 новых городов и крепостей, построено более ста церквей и монастырей. Царь положил начало созыву земских соборов, ввёл выборность местной администрации, что помогло народам Российского государства преодолеть Смуту начала XVII века. Сам царь писал церковные песнопения и стал основоположником русской публицистики.
Что касается его якобы «тирании», то за годы его правления казнено не более 5000 человек, включая уголовных преступников. Для сравнения: в правление, например, современника Ивана IV, французского короля Карла IX, за Варфоломеевскую ночь католики перебили около 30 000 протестантов. В том же XVI веке, когда правил Иван Грозный, в Англии за бродяжничество были повешены 70 000 человек. Эти цифры доказывают, что особая «кровожадность» Грозного-царя — ложь.
Есть среди сфальсифицированных «жертв» Ивана IV одна, о которой наслышаны все.
Вот как описал это событие Николай Карамзин:
«В старшем сыне своем, Иоанне, царь готовил России второго себя: вместе с ним занимаясь делами важными… вместе с ним и сластолюбствовал, и губил людей… Но, изъявляя страшное в юноше ожесточение сердца и необузданность в любострастии, [царевич] оказывал ум в делах и чувствительность к славе или хотя к бесславию отечества. Во время переговоров о мире, страдая за Россию, читая горесть и на лицах бояр, — слыша, может быть (здесь и далее выделено мной. — В.М.), и всеобщий ропот, царевич исполнился ревности благородной, пришел к отцу и требовал, чтобы он послал его с войском изгнать неприятеля, освободить Псков, восстановить честь России. Иоанн в волнении гнева закричал: «Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!» — и поднял руку. Борис Годунов хотел удержать её, царь дал ему несколько ран острым жезлом своим и сильно ударил им царевича в голову. Сей несчастный упал, обливаясь кровию. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев от ужаса, в трепете, в исступлении он воскликнул: «Я убил сына!» — и кинулся обнимать, целовать его; удерживая кровь, текущую из глубокой язвы; плакал, рыдал, звал лекарей; молил Бога о милосердии, сына о прощении. Но суд небесный свершился. Царевич, лобызая руки отца, нежно изъявлял ему любовь и сострадание; убеждал его не предаваться отчаянию; сказал, что умирает верным сыном и подданным… Все оплакивали судьбу державного юноши, который мог бы жить для счастия и добродетели».
Единственный достоверный факт во всей этой сентиментальной истории то, что царевич умер в ноябре 1581 года. Доктор исторических наук Владимир Кобрин отмечает, что «смерть наследника престола вызвала недоуменную разноголосицу у современников и споры у историков». Версий смерти царевича существовало много, однако в каждой из них основным доказательством служили слова «быть может», «скорее всего», «вероятно» и «будто бы».
В научных комментариях к приведённой выше цитате из Карамзина написано: «Иван Грозный убил сына при иных обстоятельствах. Однажды царь зашел в покои сына и увидел его беременную жену одетой не по уставу: было жарко, и она вместо трех рубах надела только одну. Царь стал бить невестку, а сын — ее защищать. Тогда Грозный и нанес сыну смертельный удар по голове».
На фото: Иван Грозный у тела убитого им сына. Худ. Николай Шустов. 1860-е годы
Подобной версии придерживался и Казимир Валишевский:
Кобрин признаёт настоящий рассказ самым «правдоподобным»: «Похожа на правду, но не может быть ни проверена, ни доказана другая версия: царевич заступился перед отцом за свою беременную жену, которую свекор «поучил» палкой…». Однако с каких пор можно признать человека виновным в убийстве на основании версии, которую нельзя «ни проверить, ни доказать», пусть она и «похожа на правду»?
Уже в этой «бытовой» версии можно увидеть ряд несоответствий. Пишут, что царевна надела одно платье из трёх полагающихся из-за жары. Это в ноябре-то? Другой автор указывает на отсутствие пояска, что якобы привело в бешенство царя Ивана, случайно встретившего невестку во «внутренних покоях дворца». Эта версия совершенно недостоверна: царю было сложно встретить царевну «одетой не по уставу», да ещё во внутренних покоях.
У каждого члена царской семьи имелись отдельные хоромы, соединённые с другими частями дворца холодными в зимнее время переходами. В таком отдельном тереме проживала и семья царевича. Его жена находилась на женской половине терема, вход в которую всегда был заперт, а ключ находился у мужа в кармане. Выйти оттуда она могла лишь с разрешения супруга и в сопровождении слуг и служанок, которые позаботились бы о её приличной одежде. К тому же царевна была беременна, и её не пустили бы гулять по холодным сеням «в одной сорочке». Прав митрополит Иоанн (Снычёв), указавший, что нелепость этой версии так очевидна, что историкам потребовалось найти более достоверный мотив «преступления».
Так появилась другая сказка в изложении Карамзина — версия «политического сыноубийства»: ссоры из-за переговоров с поляками. «Говорят, что царь боялся молодой энергии своего сына, завидовал ему, с подозрением относился к стремлению царевича самому возглавить войска в войне с Речью Посполитой… Увы, все эти версии основаны только на темных и противоречивых слухах», — вторит владыке Иоанну профессор Кобрин.
И действительно, противоречий в этой версии не меньше, чем в «бытовой». Весь эпизод у Карамзина строится на недовольстве царевича, «читающего на лицах» (!) бояр и слышащего «всеобщий ропот» «во время переговоров о мире». То есть, по Карамзину, царевич выражает недовольство ходом русско-польских переговоров. Но царевич умер в ноябре 1581 года, а переговоры с Польшей начались 13 декабря 1581 года, почти через месяц после его смерти. Как можно быть недовольным ходом переговоров, которые ещё не начались, историки умалчивают.
Есть и такая версия «сыноубийства». В 1580 году (др. дата —1578-й) была пресечена спекуляция иностранцами алкоголем в Немецкой слободе. Царевич якобы защищал подпольных торговцев водкой: «Царь разъярился на… царевича Ивана, за то, что тот оказывал сострадание этим несчастным… В ярости он ударил его жезлом… в ухо и так нежно (милая европейская ирония! — В.М.), что тот заболел горячкою и на третий день умер… Государство потеряло надежду иметь государем мудрого и кроткого царевича, героя духом и красивой наружности, 23 лет отроду (27 лет. — В.М.), любимого и оплакиваемого всеми» (Джером Горсей). А в другом переводе с английского этого места в сочинениях Горсея удар жезлом описан как… всего лишь пощёчина!
Подобная версия событий не менее надуманна, чем все остальные. Острота ссоры не соответствует её давности: прошло уже от года до трёх лет. Однако самое интересное, что сначала её авторы утверждают, что царевич — подобие своего отца. «Иван… физически и нравственно напоминал отца, делившего с ним занятия и забавы» (Валишевский). По «свидетельству» Одерборна, отец с сыном «менялись любовницами». Они вместе «сластолюбствовали и губили людей» (Карамзин). Как резюмировал Кобрин, царевич был достойным наследником своего отца.
Все лживые мерзости, говорившиеся об отце, повторяются в адрес сына. И вдруг после его смерти всё меняется. Карамзин рисует образ нежно любящего сына, который, умирая, «лобызает руки отца… все оплакивают судьбу державного юноши…» (27 лет? Написали бы уж мальчика. — В.М.). У Горсея царевич стал «мудрым и кротким, героем и красавцем, любимым всеми». Валишевский пишет, что царевич пользовался большой популярностью и его смерть стала народным бедствием.
Превращение «кровожадного чудовища» в «любимца нации» говорит, что или первое, или второе — ложь. Пусть каждый решает сам, где истина, автор же присоединяется к мнению митрополита Иоанна (Снычёва) о голословности всех версий убийства царём своего сына.
Это действительно так. В Московском летописце под 7090 годом читаем (летописи цитируются по ПСРЛ): «Преставися царевич Иван Иванович»; в Пискарёвском: «В 12 час нощи лета 7090 [1581] ноября в 17 день… преставление царевича Ивана Ивановича»; в Новгородской IV летописи: «Того же [7090] году преставися царевич Иван Иванович на утрени в Слободе…»; в Морозовской: «Не стало царевича Ивана Ивановича».
В приведённых летописях нет ни слова об убийстве.
Ссора и смерть царевича не связаны друг с другом, на что указывает запись во Втором Архивском списке Псковской III летописи. Здесь под летом 7089-м (с 01.09.1580 по 01.09.1581) записано о ссоре (как о слухе): «Глаголют нецыи, яко сына своего царевича Ивана того ради остием поколол, что ему учал говорити о выручении града Пскова». А под летом 7090-м (с 01.09.1581 по 01.09.1582) говорится о смерти царевича: «Того же году преставися царевич Иван Иванович в слободе декабря [ошибочно указан декабрь. — В.М.] в 14 день». Если верить этому сообщению, разница между ссорой и смертью царевича составляет не менее двух с лишним месяцев (7089 год, когда произошла ссора, закончился 31 августа 1581 года, а смерть царевича наступила в ноябре 7090 года, то есть в ноябре 1581 года, так как новый год тогда начинался с 1 сентября).
Можно указать на сообщение Жака Маржерета: «Ходит слух, что старшего [сына] он [царь] убил своей собственной рукой, что произошло иначе, так как, хотя он и ударил его концом жезла… и он был ранен ударом, но умер он не от этого, а некоторое время спустя, в путешествии на богомолье».
Так что версия об убийстве царём своего сына недостоверна и не имеет никаких документальных подтверждений. Но если отец не убивал царевича, то как он умер? По поводу болезни царевича можно сказать определённо: это было отравление сулемой (хлоридом ртути HgCl2).
В 1963 году в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты гробницы Ивана Грозного, царевича Ивана, царя Феодора Ивановича и князя Скопина-Шуйского. Учёные обнаружили, что в костях царя Ивана IV и царевича Ивана наличие ртути намного превышает допустимую норму (у обоих около 1,3 мг, более чем в 30 раз превышение максимально допустимого уровня в 0,04 мг). Кроме того, в останках царевича мышьяка было почти в два раза больше, чем у отца, — 0,26 мг при максимально допустимом уровне в 0,08 мг (по информации главного археолога Музея-заповедника Московского Кремля доктора исторических наук Татьяны Пановой. См.: Бабиченко Д. Непредсказуемое прошлое//Итоги. — 17.09.2002).
На фото: Гробница Ивана Грозного и его сыновей в Архангельском соборе Московского Кремля
Некоторые пытались утверждать, что это не отравление, а последствие лечения сифилиса ртутными мазями. Однако, как отмечает Т.Д. Панова, «очень решительно отмел М.М. Герасимов заключения некоторых слишком ретивых авторов о том, что Иван IV примерно с 1565 года (около двадцати лет) болел сифилисом. Этим же недугом (и с того же времени!) якобы страдал и его старший сын Иван. Авторов этой идеи даже не остановил возраст мальчика — ему тогда было всего 10 лет! Ни на костях скелета, ни на черепе Ивана Васильевича и его сына следов венерических заболеваний нет, а они должны были бы быть, если бы они действительно болели сифилисом» (Панова Т. Пора, пора, уж подан яд… // Знание — сила.— №12. — 2000).
После того как в 1990-х годах провели исследование захоронений великих княгинь и цариц, был выявлен факт отравления той же сулемой матери Ивана IV Елены Глинской (1538) и его первой жены Анастасии Романовой (1560). Это свидетельствует о том, что царская семья, включая самого царя, на протяжении десятилетий была жертвой отравителей из близкого окружения.
Данные этих исследований позволили утверждать, что царевича Ивана Ивановича отравили. Таким образом, современная историческая наука опровергает версию об убийстве царём Иоанном Васильевичем своего сына.
Но кто мог быть его убийцей?
Отцом мифа о «сыноубийстве» был иезуит и папский легат Антонио Поссевино, мстивший царю за отказ от переговоров об унии с Римом. Именно он распускал слухи об этом «преступлении» Ивана IV в Европе. Поссевино заранее знал и о смерти самого царя: за два года до его кончины иезуит сообщил о ней венецианскому правительству. Поссевино приезжал в Москву незадолго до смерти царевича, который был против заключения мира с Баторием, и мог нарушить планы легата, желавшего обменять помощь в заключении мира с Польшей на договор об религиозной унии Москвы и Рима.
Для Поссевино не составило труда договориться с оппозиционно настроенными боярами, и царевич замолчал навсегда. А затем Поссевино сочинил миф о сыноубийстве.
Царь умер тоже весьма своевременно для Рима и Польши: в начале 1584 года Баторий с благословения римского папы стал готовиться к новой войне с Москвой. У русских границ началась «челночная» дипломатия папских легатов. И через пару месяцев Ивана IV не стало. Летописец сообщал, что «царю дали отраву ближние люди». Дьяк Иван Тимофеев рассказал, что Годунов и Бельский «преждевременно прекратили жизнь царя». Голландец Исаак Масса утверждал, что Бельский положил яд в царское лекарство. Горсей писал о тайных замыслах Годуновых против Ивана Грозного.
Сходится всё: и кто мог, и кому выгодно.
И, наконец, ultima ratio в пользу вышеизложенной версии — девиз иезуитов: «Цель оправдывает средства».
ВЯЧЕСЛАВ МАНЯГИН