Вход

За что хвалят Петра I. Александр Севастьянов

Причины отказа от древнерусской демократии царя-рефоматора. Мнение Александра Севастьянова

Зачем царь Пётр Алексеевич Романов отказался о древнерусской демократии? Были ли на то непреодолимые причины? За что мы заплатили русской духовностью и русским образом жизни? Стоила ли покупка такой цены? Политолог Александр Севастьянов высказывает свою точку зрения на этот непростой исторический вопрос.

-Нужно хорошо понимать, что собой представляла Русь перед Петром. Это было очень слабое государство. Во-первых, оно в течение ста лет пыталось справиться с последствиями смуты, с последствиями оккупации польской, шведской, с последствиями гражданской войны вот этой. И весь 17-й век, его летописцы прозвали неслучайно бунтарским веком, потому что это был век восстания, это был Степан Разин, это был Медный бунт, при Петре уже это был Болотников, это были страшные восстания в Башкирии, это были в Калмыкии. Это были очень тяжелые годы для России. И мы все никак, пытались взять, и никак не могли взять несчастный Азов, какой-то там паршивенький Азов, который когда-то там донские казаки взяли и семь лет удерживали. А вот царская армия его взять не могла. Выйти к Черному морю не могли. Поэтому что такое петровские, петровская эпоха? Это колоссальная централизация, модернизация и мобилизация. Провести такие вот эти три направления политики, сохранив демократические какие-то рудименты, было невозможно.

Это можно было сделать только через отказ от всякой демократии, потому что, конечно, доброй волей своей ни в армию бы не набрали людей, ни на верфи не набрали бы людей, не позволили бы и колокола в пушки перелить и все прочее и прочее, и тому подобное. Поэтому такая сверхцентрализация власти, отказ от всех демократических свобод – это была плата за мобилизацию, модернизацию и централизацию. А результат? В 18-м веке мы не то, что Азов взяли, мы его взяли вообще одним легким движением руки. Минин взял. Мы отобрали у Турции и Кубань, и Молдавию, и Черное море, и Крым. Мы отобрали Финляндии кусок у шведов, мы взяли Прибалтику. 18 век – это век блистательных. Мы Польшу разделили. Это век блистательных русских побед. А это следствие того, что мы, во-первых, модернизировались, то есть мы включились в европейскую систему, административную, военную и индустриальную.

То есть мы перестроили свою промышленность, армию и управление на европейский манер. И сразу получили преимущество и над Персией, и над Турцией. В просвещении русском произошли колоссальные перемены. Неслучайно Чаадаев, как бы там к нему не относиться, но он неслучайно писал, что «я люблю свою страну так, как Петр Великий завещал мне любить ее». То есть люди пушкинской эпохи, люди золотого века русской культуры, они хорошо понимали, кому они всем обязаны. И неслучайно Пушкин брался писать историю Петра, правда он тоже, так сказать, его некоторые кровавые страницы отталкивали и останавливали. Но в общем и в итоге, конечно, Петр был его героем. Вспомните строки, посвященные Петру и в «Полтаве», и в «Медном всаднике».

Он, конечно, его теоретически воспринимал, но в общем и в целом они все понимали, что они дети петровских преобразований. Поэтому отступление, конечно, от той древнерусской демократии, оно имеет место быть, что уж тут говорить.Но я считаю, что другого пути нет. Именно при Петре решался вопрос, сможем или не сможем, будем или не будем. Алексей Михайлович ведь хотел перевести столицу из Москвы в Ярославль. Была бы совершенно другая страна. Может быть, она была бы красивее, интереснее, духовнее, может быть, свободнее, наверняка. Но той мощи бы, которую мы имеем, не было бы. А если нет мощи, то нет никаких гарантий, что завтра тебя просто не порвут на куски. Тот же Карл, он что к нам с добром шел? Он бы оттяпал у нас то-се, пятое-десятое, те же турки, те же персы.