Археология о происхождении ведических индоариев

Возможна ли ведийская археология?

Под таким названием в 1977 году была опубликована статья В. Рау (Ray 1977), где он утверждал, что археолог может найти в Индии только следы кратковременного арийского лагеря с горсткой фраг­ментов лепной керамики. Но так ли это?

Как ни соблазнительна модель Kuiiurkugei элитарной миграции ариев БМАК, отказавшихся от своего традиционного пастушеско­го ХКТ и воспринявших культуру БМАК, она не отражает появле­ния в Индии культуры ведических ариев, которая зафиксирована в Ригведе. Ведические арии в Индии сохранили свой традиционный пастушеский ХКТ и полукочевой образ жизни, разводя крупный и мелкий рогатый скот и лошадей, ведя войны с другими родствен­ными кланами и с аборигенами за захват скота, пастбищ и водопо­ев, сражаясь на колесницах. В гимнах Ригведы к богам обращены просьбы даровать победу и ниспослать богатство конями и ско­том (Rau W. 1983; Елизаренкова Т.Я. 1995, 1999; она же, Топоров В. Н. 1995). В этой работе сделана попытка доказать, что критериям индоарийской культуры в Старом Свете во II тыс. до н.э. удовлет­воряет только культура Андроново. Когда В. Рау (1977) писал о ве­дической археологии, он имея в виду миграцию степной скотовод­ческой культуры с севера в Индостан, принесшей арийский язык.

По ведическим текстам ясно, что это не было массовое всесокру­шающее нашествие, подобное завоеваниям гуннов или монголов, ког­да движется весь народ, включая по пути и другие иноэтничные пле­мена (массовая корпоративная миграция). Индоарийская миграция представляла другой тип — расселение небольших кланов, подобное основанию колоний греками. Античные источники сообщают, что Народное собрание выбирало группу молодых юношей и девушек, ко­торые после совершения жертвоприношений отправлялись в поход, унося с собой свою культуру, свой язык и культ богов своего полиса. В миграции андроновцев участвовали разные племенные группы, о чем свидетельствует упоминание в Ригведе нескольких названий племен, говорящих по-арийски, но имеющих отличные обычаи и обряды. На­ряду с кланами, возможно, существовали отдельные группы молодых мужчин, прошедших обряд инициации, составлявших военные отря­ды типа средневековых персидских gurks (волков) и немецких Маппег- bunde. Женщин было меньшинство, так как многие не выдерживали тяготы дороги. Поэтому некоторые пришедшие арии имели местных жен. Арии ехали в крытых повозках, колесницы везли в разобранном виде на специальных больших повозках. Перед началом похода проводили жертвоприношения, главное из них — Asvamedha — совершал только могущественный царь, отправлявшийся на завоевание нового царства в день весеннего Нового года. Пути в Индию были уже от­крыты андроновцами через Афганистан и Белуджистан, и более труд­ный — через перевалы Памира и Гиндукуша. Какие археологические следы могла оставить культура пришельцев?

Поселения и жилища

В. Рау (1997: 203—206) реконструирует их поселок (grama) как «группу хижин, окруженных оградой» «два конца грамы соедине­ны вместе» (]В 3, 331). Это круг, составленный из повозок, в центре которого находится скот (Елизаренкова, Топоров 1995: 490). Такие лагеря — майданы (слово иранское, сохраненное и в русском) — устраивали казаки для ночевки в степи вплоть до XX в.

Наряду с повозкой (III тип андроновского жилища нашей клас­сификации) устанавливали разборные легкие транспортабельные жилища — протоюрты (II тип андроновского жилища).

Никаких археологических следов временная стоянка — ни по­возка, ни юрта — не оставляют. После суток отдыха община вновь пускается в путь.

Далее В. Рау (1997: 206) пишет, что, завоевывая равнины Пен­джаба и Ганга, «ведические» индийцы по необходимости должны были быть все время в движении. Нет никаких оснований ожидать у них постоянных стоянок.

Т.В. Елизаренкова и В.Н. Топоров (1995: 489) также считают, что «прочные, рассчитанные на долгосрочную или даже постоян­ную жизнь поселения были неизвестны ведическим ариям... Пос­тоянной была вечно передвигающаяся повозка, переменным был неподвижный дом». Однако это не совсем так. Арии засевали поля ячменем и оставались на одном месте несколько месяцев в ожида­нии урожая (Елизаренкова 1999:111; Грантовский 1998: 117). Слово «дом» (dama) является древним общеиндоевропейским термином, употребляемым в Ригведе (Lubotsky 1997: 660). Л. Рену (Renou 1939, 1954) показал, что вся индоарийская терминология, связанная с до­мостроительством, имеет индоевропейские или индоиранские исто­ки. Это долговременный большой дом, углубленный в землю, пост­роенный из больших бревен-столбов и имеющий очаги и дверь. Это тип 1а андроновского жилища (Кузьмина 1994: 94—98). Открытия в Индии домов, андроновского типа мне не известны, но в Белуд­жистане представлены загоны и большие жилища андроновского типа 16, со стенами, укрепленными массивными каменными плита­ми, врытыми в землю вертикально на торец (Fairservise 1975; 1997). Дома подобной конструкции есть также на поселениях в Свате.

Поселки, состоящие из нескольких больших домов из дерева Vi л и блоков камня, известны по этнографии современных индои­ранских пастушеских народов. Часть года в них живет вся община, а в другие месяцы часть общинников угоняет стада на пастбища. Разведки и раскопки поселений из таких домов — обычная прак­тика археологов степей Евразии. Но если такое поселение будет найдено, главную трудность составит его культурная атрибуция.

Керамика

В. Рау пишет о перспективе найти горстку черепков посуды ве­дических ариев. Ах, если бы! В действительности, по данным ведических текстов, мы знаем, что арии в быту использовали изготовленную на гончарном круге посуду, сделанную аборигеном- ремесленником шудрой. (Позже та же ситуация была в Иране при Ахеменидах: сами персы не занимались ремеслом и свозили в Пер- сеполь мастеров со всей империи (Дандамаев, Луконин 1980). Со­гласно Шатапатха-Брахмане (6, 5, 1, 1—6; 14, 1, 2) только для куль­товых целей сам арий вместе с женой собственными руками делал ритуальный сосуд укха (ukha) по заветам предков (Кузьмина 1994: 132—136). Следовательно, из сотен черепков гончарной посуды, найденной при раскопках, археолог должен выделить горстку леп­ных фрагментов.

Известна ли такая керамика в Индостане? Судя по ведийским текстам, для изготовления посуды арии использовали шамот, кото­рый, по заключению В. Рау (Rau 1972, 1974, 1989), они брали на за­брошенных хараппских поселениях. В этой связи большой интерес представляет сообщение о поселении Джудейро-Даро, располо­женном в Белуджистане в долине Качи на левом берегу Инда. Посе­ление состоит из нескольких холмов, поверхность которых сплошь покрыта хараппской керамикой, сделанной на гончарном круге (Shar, Vidale 2001: 3, fig. 5, 6). Найден также сосуд и фрагменты гор­шков, резко отличающихся от хараппских (fig. 13, 14 а,Ь). Эти до­вольно большие достаточно тяжелые сосуды с отпечатками ткани сформованы из глины с примесью толченых черепков и раковин, хорошо обожжены. Шаровидный горшок изготовлен на перевер­нутом шаблоне, имеет округлые бока, слегка отогнутый венчик и плоское дно, подлепленное снизу. Отчасти по форме и, глазное, по составу теста с примесью шамота и раковины и очень специфич­ной технике лепки на матерчатом шаблоне эта посуда сопоставима с андроновской керамикой. Ее отличие — отсутствие орнамента, но эта особенность присуща многим позднеандроновским комп­лексам и посуде из сборов в пустыне (Кузьмина 1994: 122—125),

Б ведических источниках орнаментация штампом также упо­минается редко. По-видимому, это связано с тем, что хранитель­ницами традиции орнаментации посуды на прародине были жен­щины, а в процессе миграции, когда передача навыков гончарства от матери к дочери была утрачена, а в клане появились женщины неарийского происхождения, изготовление культовой посуды пе­решло к мужчине, и орнаментация керамики почта исчезла. Сами же орнаменты, связанные с культом огня и солнца и символизи­рующих их свастики и колеса, перешли на другие культовые пред­меты и дошли в орнаментации храмов и в прикладном искусстве Индии. Лепная кухонная керамика известна на позднехараппских памятниках, но технологически она отлична от описываемой груп­пы. Дата последней дискуссионна (Shar, Vidale 2001: 52). О находках грубой лепной керамики в Белуджистане, датируемой серединой II тыс. до н.э„ наряду с посудой типа Кулли упоминает Б. Фаирсервис (Fairservise 1997: 66). Я не имела возможности ознакомиться с по­судой de visu и потому не могу о ней судить. Но поиск единичных фрагментов лепной керамики на поверхности хараппских поселе­ний и постхараппских стоянок кажется перспективным.

Сейчас самый южный пункт андроновской посуды федоровского типа — это второй холм поселения Шортугай в Афганистане, где она встречена в комплексе с посудой культуры Бишкент. На соседнем холме в верхнем слое хараппского комплекса най­ден всего один андроновский фрагмент. Естественно, единственного черепка недостаточно для решения проблемы взаимоотношения на­селения городов Хараппы и пришлых андроновских пастухов.

В настоящее время большинство арийских племен, сохраняю­щих кочевой образ жизни, используют импортную городскую гон­чарную посуду. Племена ригведийцев могут ускользать от архео­логии по этой самой причине: «текст и раскопанное поселение не соотносятся друг с другом» (Falk 1997: 77).

Металлические изделия

Описание оружия арийского колесничего в митаннийском тек­сте из Нузи в Ригведе и Авесте полностью совпадает. Специфичес­кие элементы не имеют ни истоков, ни аналогов в Индии, Иране и Передней Азии. Ими являются кожаные колпаки, заменяющие шлемы, втульчатые стрелы, копья и кинжалы (Rau 1973; Zaccanini 1974; 1978; Кузьмина 1994: 190—192). Металлические артефакты представлены в погребениях Синташты, их более поздние типы многочисленны в Бактрии: стрела есть в Шортугае (рис. 39: 19), случайные находки стрел и ножей известны к югу от Амударьи.

Оттуда же происходит главный андроновский федоровский мар­кер: золотая серьга с раструбом.

Южнее в Хурабе найден топор с изображением на втулке верб­люда, родиной которого была Средняя Азия, что позволяет считать топор импортом с севера. В Курукшетре, где была битва ариев, най­ден кельт андроновского типа, признанный Д. Гордоном (Gordon 1958: 138, fig. 1) оружием пришедших ариев. Надеюсь, что новые на­ходки андроновского оружия в Южной Азии — лишь дело времени.

Погребальный обряд

Каждая этническая и, следовательно, археологическая культура включает погребальный обряд.

Погребальный обряд ведических ариев реконструирован на осно­вании Ригведы (X: 14—18), Атхарваведы (XVIII: 1—4), Шатапатха- брахманы (ХШ: 8) и более поздних текстов (Caland 1896; Пандей 1982: 190—210, Смирнов Ю. 1997: 127—132).

Могильники ариев были расположены вдали от поселений, вок­руг могилы сооружалась круглая или прямоугольная каменная ограда и сверху насыпался курган (обряд pitrimedha). Грунтовая могила воспринималась как дом мертвого и иногда имела деревян­ный сруб. Арии были биритуальны. При ингумации умершего кла­ли скорченно, головой на запад. Главным обрядом была кремация на стороне, пепел в могилу несли в сосуде (kumbha) (Caland 1896; Renou 1954; Puhvel 1969, 1981: 409; Пандей 1982; Jones Bley 1997: 198; 2002). После кремации вынутые из костра кости обмывали во* дой и молоком: «упокаиваем мы тебя здесь теперь с водой и слад­ким молоком», а затем прах помещали в одежду, «пусть возлюбят его боги при складывании частей его тела» (Caland 1896: 104). Су­ществовал обряд Sati — парное захоронение кремированных мужа и жены в одной могиле.

В могилу ставили сосуды при ингумации и кремации.

При погребении царю и кшатриям приносили в жертву коня, жертвенными животными были также крупный и мелкий рогатый скот, особой сакральностью обладал череп животного.

Существовали и другие ритуалы. При кремации прах иногда развеивали, или бросали в реку, или закапывали под деревом. В неясных контекстах упоминается расчленение трупов, вероятно, обряд выставления, подобный более позднему зороастрийскому; «как долго сохраняется только одна кость, так долго блаженствует он в небесах» (Caland 1896),

Особенно интересны обряды, связанные со смертью на чужби­не. Иногда умершего сжигали, не совершая церемоний, а на родине сооружали кенотаф; в другом случае собирали тридцать три кос­ти из разных частей скелета и, завернув их в шкуру черной козы (антилопы), отправляли домой и там сжигали; если же было неиз­вестно, где умер человек, то из стеблей цветов делали фигуру че­ловека, заворачивали в шкуру и затем сжигали (Баудхаяна-Питри-медха сутра III: 6, 2), Наконец, иногда тело умершего помещали в большой сосуд, наполненный маслом, и отправляли на родину, где совершали обряд кремации (Caland 1896; Пандей 1982: 190—218; Смирнов Ю. 1997: 127—132).

Обычай бальзамировать или как-то сохранять тело с ведичес­ких времен сохранился у скифов: по свидетельству Геродота (IV, 71), они возили тело царя по разным племенам и только затем со­оружали курган.

Каковы могут быть археологические следы погребальных обря­дов ведических ариев в Индии? К сожалению, археологу они остав­ляют мало надежды. Прах умершего на чужбине ария был иногда развеян, в других случаях тело, или череп и кости, или пепел отве­зены на родину, где захоронены; обычно там был сооружен поми­нальный кенотаф. Следовательно, следы первых мигрировавших ариев надо искать не в Индии, а на их прародине, там, где есть ке­нотафы! Argumentum a silentio.

Как соотносятся ведические обряды с погребальными ритуала­ми других культур? (Рис, 42; табл. 5.)

Андроновский погребальный обряд.

Как говорилось в главе о погребальном обряде, андроновские могильники расположены вне поселений. Вокруг могилы соору­жалась каменная круглая или прямоугольная ограда, сверху иногда насыпался курган. Грунтовая могила часто заключала деревянный сруб или каменный ящик. Андроновцы были биритуальны. При ингумации умершего клали скорченно, на левый бок, головой на запад. Главным обрядом была кремация на стороне, пепел несли в сосуде, на Урале — в блюде, и высыпали на дно могилы. Как пока­зал M. Грязнов, иногда делали куклу с пеплом.

Существовал обряд совершения в одной могиле парных разно­полых погребений при ингумации и кремации — аналог sati; иног­да в одной могиле сочетаются кремация и ингумация.

В могилу при кремации и ингумации около головы ставили один, обычно 2 сосуда (реже больше).

Обычно в жертву приносили животных, помещая в могилу или на ее перекрытие шкуру с черепом и ногами. Жертвенными живот­ными были крупный и мелкий рогатый скот, в больших могилах с оружием есть жертвоприношения лошадей (рис. 4а).

Отдельные из этих обрядов широко известны в других культу­рах, прежде всего индоевропейских, но их специфическая совокуп­ность характерна только для андроновской культуры и для веди­ческой традиции.

Ритуалы, связанные со смертью на чужбине, специфичны для Семиречья и особенно Северной Бактрии, откуда шли пути миг­рации на юг. Именно здесь зафиксированы расчлененные пог­ребения; захоронения пепла в сосуде (иногда не обожженном, а высушенном на солнце). Они открыты в Таджикистане в Тулхаре (Мандельштам 1968: 100, 101) и в Киргизии в Кызылбулак I, II (Го­рячев 2001: 51, 53, рис. 7: 1, 2 — парное разнополое сожжение satt). Главное, здесь крайне многочисленны кенотафы, иногда содержа­щие глиняную куклу, вероятно, с костями или прахом умершего внутри. Именно многочисленные кенотафы на юге Средней Азии и есть доказательство арийской миграции!

Погребальные обряды Белуджистана и Индии.

Во всем Переднеазиатском регионе в эпоху энеолита и бронзы господствует обряд вытянутого или скорченного трупоположения на площади поселения, иногда в могиле, обложенной необожжен­ными кирпичами. В Месопотамии в культуре Хассуна и в Иране в Тепе Гиян V зафиксирован обряд захоронения младенца в сосуде. В Анатолии в Короку-тепе и Алишаре (Алекшин 19866; 25, 32; 36—37) также есть захоронения в сосудах.

Погребальные обряды Белуджистана. В предхараппской куль­туре Белуджистана выявлены погребения на поселении вытянутые и слабо скорченные, иногда в могилах, обозначенных глиняными кирпичами вокруг, а также фракционные захоронения, состоящие из черепа и нескольких костей, часто в сосуде. Они есть в Сохр- Дамб (Наль), Дамб Бути, и в культуре Кулли, где появляется обряд помещения пепла в сосуд. В Северном Белуджистане энеолитичес- кие культуры долины Зхоба широко применяли посткремационные захоронения в урнах: «в прехараплских культурах северо-западной Индии преобладали три метода расположения покойного. В то вре­мя как в южном Белуджистане и Синде доминировали вытянутые фракционные захоронения. В регионе Кветта и к востоку на посе­лении Мехи были обычны трупосожжения» (Singh Р. 1970: 32).

Эти традиции сохранились в Белуджистане в Хараппскую эпо­ху и представлены на поселении Суткаген-дор около берега Мак- рана. Здесь найдены урны с остатками трупосожжения — сосуды содержат фрагменты человеческих костей и керамики. Этот обряд, чуждый Хараппе, зафиксирован в позднем Хараппском комплексе в Тарханвала и Дера около Чанху-Даро в Синде. В Чанху-Даро най­ден сосуд с черепом (Singh Р. 1970:46).

Погребальный обряд Хараппской цивилизации. Обряд изучен П. Сингхом (1970), Могильники находятся на площади поселений. В хараппских могильниках R 37, Рупар, Калибанган, Лотхал и др. господствует обряд вытянутого трупоположения полного скелета, ориентированного головой на север. Тело лежит в могильной яме, иногда обложенной глиняными кирпичами, или же в деревянном гробу. В Калибангане выявлены ямы с обычными заупокойными дарами и сосудом-урной, не содержащими ни костей, ни золы, в Лотхал — с измельченными костями, в Хараппе есть также и урны с трупосожжениями, М. Уилер (Wheeler 1953: 54; 1968) интерпре­тировал их как постхараппские.

В могильнике Лотхал (фаза III), наряду с обычными открыты три безынвентарных могилы, каждая из которых содержит парное разнополое погребение — прообраз обряда sati. Поскольку этот об­ряд не имеет ни истоков, ни аналогов в Индии, исследователь С.Р. Рао признал погребенных чужестранцами, вероятно, торговцами из Шумера (Singh Р. 1970: 41).

Не ясной остается картина резни в Мохенджо-Даро, где найде­ны незахороненные скелеты со следами насильственной смерти (J. Marshall 1931: 79—90), а ведь именно они породили концепцию М. Уилер (Wheeler 1968: 129—32), который признал, что скелеты при­надлежат хараппцам — жертвам ариев, пришедших в Индию, раз­рушивших процветавшие города и уничтоживших мирных земле­дельцев. Эта концепция подвергалась критике и сейчас отвергнута большинством специалистов. Г. Поссел (Possehl 2002: 164—65) при­шел к выводу, что трагическая резня, произошедшая в подзднеха- раппский период, не обязательно связана именно с нашествием ариев, поскольку, возможно, есть хронологический разрыв между гибелью Мохенджо-Даро в 1900 г. до н.э. и временем проникнове­ния групп ариев в Индию, на что указывает, вероятно, и поздняя дата Ригведы. Маккей (Маскау 1937—38: 647—48) полагал, что «ви­новниками были люди с холмов и индийского пограничья». Как показал Ж.-Ф. Жарриж (J.-F. Jarrige 1973), после гибели хараппс­кого города в Чанху-Даро поселение было надолго заброшено, и лишь позже сформировалась культура Джхукар.

Погребения в постхараппской культуре северо-западной Индии относятся ко времени после 1900 г. до н.э., к периоду турбулен­тных движений, когда происходят смены культур (Piggott 1950: 214—243; Gordon 1958: 77—97): в Пенджабе в могильнике Н в Ха- раппе (1900—1500 ВС cal.), в Синде, в Джхукаре и Чанху-Даро, в Белуджистане— в Рана-Гхундай, Наль, Шах-и Тумп и в Макране в Хурабе. М. Уилер (Wheeler 1947) доказал стратиграфически, что могильник Н позже, чем R 37. В нижнем слое II могильника Н представлены погребения, вытянуто на спине или на боку, головой на восток или северо-восток. Есть фракционные захоронения. В одном случае при умершем найдены ребра козы, В слое I (позднем) найдены погребения в сосудах, то есть сосуды, содержащие остат­ки кремаций или фракционных погребений, включавших череп и длинные кости взрослых и детские полные скелеты в позе эмбрио­на. Первоначально тела умерших были экскарнированы. Затем кос­ти были собраны и положены в горшок для погребения.

Особенность могильника Н составляет керамика. Сосуды ук­рашены фигурами быков, козлов, птиц, рыб, звезд, выполненны­ми черной краской по красному фону, не имеющими аналогий. М. Бате (Vats 1940) пытался объяснить эти изображения с помощью ранневедийских текстов и, соответственно, предположил, что со­здателями культуры могильника Н были арии. Но эта гипотеза не имеет серьезных аргументов.

Антропологи отмечают сильное сходство между скелетами могильника R 37 и скелетами из более нижних слоев могильника Н. Но те и другие группы скелетов отличаются от захоронений в верхних слоях могильника Н (Possehl 2002: 171). В то же время ин­дивиды из могильника R 37 и более нижних слоев могильника Н имеют сильное биологическое сходство с погребениями раннего железного века (800 г. до н.э.) Тимаргархи в районе Дира. Это весо­мое доказательство биологической преемственности от бронзового к раннежелезному веку (Possehl 2002: 171).

Представляется, что учитывая, что обряд расчлененного пог­ребения в урне характерен для Белуджистана, начиная с энеолита, там и надо искать происхождение населения, оставившего позд­нюю часть могильника Н.

В заключение Г. Поссел (G. Possehl 2002: 175) пишет, ссылаясь на антрополога К. Кеннеди (Kennedy 1995): «Хараппцы и их предшес­твенники представляли популяцию или популяции, которые были очень устойчивы», и «эта стабильность сохраняется вплоть до на­стоящих дней» и представлена в современном населении Пенджаба и Синда.

Таким образом, основное население северо-западной Индии оставалось неизменным на протяжении тысячелетий. Но были ли люди хараппской эпохи ведическими ариями? Сравнение их погре­бальных обрядов с ритуалами, реконструированными по данным ведических текстов, дает безусловный ответ: нет!

Есть ли следы миграций с севера в Белуджистане и Индии? В Южном Белуджистане есть каменные кольца и ящики, по конструк­ции напоминающие степные (Fairservis 1997: 66). В позднем авес­тийском тексте Видевдат (1,/2), вероятно, сохраняющем древнюю традицию, говорится, что чуждые народы на реке Харахваити сжи­гали своих умерших, как делали это арийцы Ригведы (Falk 1997: 86).

Особый интерес представляет могильник Шах-и Тумп на юге Бе­луджистана (Stein 1931: 88—103; Piggott 1950: 215—19). Он сооружен на руинах покинутой деревни культуры Кулли, Здесь открыто 12 тру- поположений и 7 кенотафов. Умершие похоронены скорченно, на ле­вом боку, руки перед лицом, головой на запад (одно погребение — на спине, одна рука согнута, другая вытянута). Найдены кости овцы или козы. Два погребения рассматриваются как останки воинов или вож­дей. Они сопровождаются богатым инвентарем: многочисленными сосудами у головы; у одного есть медное украшение на шее, полиго­нальная рубиновая бусина и, главное, оружие — кремневый клинок. На втором погребенном надето богатое ожерелье из лазуритовых, ага­товых и ониксовьгх бус, у правого плеча лежат три круглых камня от пращи, малый каменный клинок и навершие медного топора.

Топор из Шах-и Тумп принадлежит к типу клиновидных топо­ров с круглым проухом и асимметричным лезвием (Stein 1931: 96, pi. XIII, 135). Они происходят из Ирана, но в конце III — начале 11 тыс. до н.э. распространяются на Кавказе (Deshayes I960: 154, 191). Близкие по форме изделия найдены в III слое в Мундигаке (2 эк­земпляра), в слое конца цивилизации Хараппа в Чанху-Даро и в постхараппском Джхукаре (Dechayes 1960: 80, 195). Их появление в Белуджистане и Индии ученый объяснил торговлей с Ираном.

С. Пиггот (S. Piggot 1952: 213) сравнил топор из Шах-и Тумп с то­порами Кубани и объяснил его появление приходом завоевателей ариев с севера через Кавказ. Но два топора этого типа найдены б Таджикистане в Сангворе и Аракчине (Кузьмина 1966: 8—9, pi. I: 1, 2)   (рис. 40).

Не дают ли эти находки оснований связать появление комп­лекса Шах-и Тумп с южной Средней Азией? Но набор примитив­ного оружия не находит аналогий ни в БМАК, ни в андроновской культуре Б Индии в Мадхья Саураштра есть каменное кольцо, обознача­ющее погребение (Singh Р. 1970: 42). Встает вопрос: не отражает ли выявленный в могильнике Лотхал обряд парного разнополого пог­ребения satt влияние ритуала, известного в андроновской культуре со времени Синташты. Хотелось бы, чтобы специалисты по архео­логии Южной Азии рассмотрели данные о погребальных обрядах Индостана в свете андроновских материалов.

Вместе с тем обращает на себя внимание появление на юге Сред­ней Азии расчлененных погребений, известных в Белуджистане с энеолита. Возможно, этот ритуал выставления трупов, известный ведическим ариям и ставший господствующим у иранцев, распро­странился в результате связей с Белуджистаном.

В заключение следует подчеркнуть, что в Индии, судя по антро­пологическим данным, абсолютное большинство населения оста­валось неизменным с эпохи Хараппа, что свидетельствует о мало­численности пришедших с севера ариев. Однако факт их миграции не может быть опровергнут, поскольку погребальный обряд ари­ев, реконструируемый по данным ведической традиции, соответс­твует только андроновскому, особенно на юге Средней Азии, где многочисленны кенотафы — вероятные могилы ушедших в Индию ариев.